— Двоих.
— Но они были старше, чем выглядели, я права?
— Что это должно значить? — нахмурилась она.
— Я о том, что они выглядели как дети, но детьми не были.
— Они были детьми, — очень уверенно ответила она.
— Вы вообще с ними говорили?
— Говорила с ними? Говорила с ними?! Да кто вообще говорит с вампирами? О, постой-ка, ты, и еще много чего прочего, помимо разговоров.
— Вы хоть с одним вампиром говорили прежде чем его ликвидировать? — спросил Эдуард.
Она не стала на него смотреть, когда отвечала:
— Нет, днем они не особо-то разговорчивые.
— Вы хоть когда-нибудь выполняли активный ордер? — спросил Эдуард.
— Как только ордер выписывается, он уже рассматривается как активный, — ответила она.
— Ты когда-нибудь участвовала в охоте на вампиров? — спросила я.
Она просто стояла, уставившись на нас.
— Ты только в морге убивала вампиров?
— Нет, я выслеживала кровососов до их логова и убивала этих гадов в гробах и гребаных спальных мешках. Мне везло и в основном я находила их в дневное время, так что не особо приходилось трепаться; к тому же, они меня не бояться. Я же не Истребительница.
Мы с Эдуардом переглянулись. Хетфилд была не совсем новичком, но и одной из нас не была. Может, это отразилось на наших лицах, потому что она сказала:
— Я законный ликвидатор вампиров; я выполняю свою работу, но я не Истребительница. Вампиры еще не успели дать мне миленькое прозвище.
— Они не всем маршалам дают прозвища, — сказал Эдуард.
— Да-да, я в курсе, что ты Смерть, — сказала она.
На секунду я подумала, что Хетфилд известно о великой тайной личности Теда как Эдуарда, потому что он был Смертью задолго до того, как я стала Истребительницей, но эта кличка была ему дана задолго до жетона и до того, как влюбленность в Донну его, малость, остепенила. Но вампиры прозвали Эдуарда Смертью как убийцу/охотника за головами, а потом как охотника за головами/маршала. Им просо было удобней использовать все тоже прозвище в обоих случаях.
Я попыталась сохранить нейтральное выражение лица, когда Эдуард протянул своим лучшим голосом старины Теда:
— Если вам известно, что я один из Четырех Всадников, тогда должно быть известно, что у Аниты два прозвища среди вампиров.
Она выглядела угрюмо:
— Ага, я знаю, что у нее два прозвища.
— А я нет, — подал голос Джонас. — Просветите меня.
Мы оба посмотрели на Хетфилд. Она пялилась на нас, потом, наконец, обратилась к Джонасу:
— Форрестер это Смерть, а Блейк — Война.
— А кто остальные два Всадника?
— Отто Джеффрис — Чума, а Бернардо Конь-в-Яблоках — Голод.
— Я знаком с Конем-в-Яблоках и знаю репутацию Джеффриса; они оба бывшие военные, как и вы, Форрестер, правильно?
— Так точно, сэр.
— Тогда почему Блейк — «Война»? Она даже в армии не служила.
— У нее количество убийств больше, чем у меня, — сказал Эдуард. — И вампиры считают Смерть убийцей один-на-один, тогда как Война косит всех подчистую зараз.
— Вы спрашивали вампиров, — сказал Джонас.
— Спрашивал.
— Но почему не Джеффрис или Конь-в-Яблоках?
— Вы же встречали Бернардо, да? — спросила я.
— Я тоже его встречала, — вставила Хетфилд. — Не такой уж он и устрашающий.
— Он Голод, — сказал Эдуард.
— Не догоняю, — сказала Хетфилд.
— Вампиры говорят, что Бернардо аппетитный, но никто его еще так и не пробовал, так что он оставляет их голодными.
Она нахмурилась.
Джонас, казалось, задумался на минутку, а затем широко улыбнулся и рассмеялся:
— Аппетитный в качестве еды, я понял.
— Опасная еда, — подтвердил Эдуард. — У него пятое место среди маршалов по количеству истреблений.
— Я однажды видела Джеффриса. Он так смотрел на женщин, когда думал, что его никто не видит, как будто мы мясо, и это было еще до того, как он подхватил на работе ликантропию. Думаю, сейчас, мы на самом деле стали для него мясом. — Она вздрогнула, слегка ссутулив плечи, а когда поняла, что сделала, то встала ровно, распрямив плечи.
Мое мнение о Хетфилд чуть улучшилось, узнав, что она заметила это в Отто Джеффрисе. Я знала его как Олафа. Его хобби были серийные убийства; не в этой стране, и не во время исполнения государственной службы, так что, если вы могли обеспечить его работой, он был «паинькой». Военные не держали его без дела, а когда он получил жетон, работы у него только прибавилось. Будучи одним из маршалов Сверхъестественного подразделения, он мог пытать и убивать вампиров и одичавших оборотней как ему заблагорассудится, а так как он, в итоге, их все равно убивал, то никто не спрашивал каким образом он выполняет ордер и как много времени у него на это уходит. Олаф был одним из самых страшных людей, живых и немертвых, которых я встречала, а это был довольно таки длинный список. Хетфилд права — он был страшен и до того, как его ранил верлев, заразив ликантропией. Он ушел в самоволку после того как пришли результаты его анализов, но несколько месяцев спустя, вышел из подполья. Если он и делал что-то нехорошее, пока учился контролировать своего зверя, то людские власти об этом ничего не слышали.
Мика поспрашивал в сверхъестественном сообществе и по их сведениям, Олаф, кажется, ведет себя как лев отшельник. Держится подальше от любых групп. Где он учился себя контролировать, тоже никому не известно. Я даже задавалась вопросом, что если он никуда не уезжал, если его часть серийного убийцы оказалась настолько близка к его внутреннему зверю, что он понял как контролировать обоих?