Именно в такие моменты и случаются ошибки; вы видите лицо и просто стреляете, не думая, что этот новый незнакомец может оказаться солдатом; и вы уже стольких убили, и так много людей пыталось убить вас в этой кошмарной, напряженной схватке, что только позднее к вам приходит мысль «Постойте, я что-то упустил? Я выстрелил в того, кто не пытался меня убить?» Когда вы так истощены, так выбиты из колеи от нескончаемой борьбы, вы не можете понять как такое могло случиться. Это необъяснимо для большинства людей, потому что вас там не было, и пока вы лавируете между телами, и пытающимися вас сцапать руками и зубами, они пытаются убить вас с помощью любого, оставшегося у них оружия, и вы не понимаете, когда настает тот момент, когда все те, кто не «мы», становятся «ими», и вы просто стреляете в них.
Если вам никогда не доводилось побывать в таком состоянии боевого угара, тогда вам просто не понять, что происходит. Именно поэтому, когда позади нас открылись двери лифта, я знала, что Дев был позади меня, и я отвернулась от драки, чтобы проверить его, потому что он находился под моей ответственностью, ведь именно это вы и обязаны делать, когда приводите новичка на кровавую бойню.
Это был спецназ в полном обмундировании, и я увидела как Дев начал оборачиваться, наводя на них винтовку. Кричать не было времени, да и вряд ли он бы меня услышал; сейчас у нас слуха все равно что не было. Я направила винтовку в его сторону, между ним и спецназом. Это даже не было сознательной мыслью, я просто увидела и среагировала; словами было бы слишком медленно описывать то, что случилось с моим телом, потому что оно стало действовать еще до того, как в мозгу сформировалась подобная мысль.
Парни из спецназа взяли меня на прицел, так что я подняла руку, показывая, что я в порядке, но от этого Дев вздрогнул и оглянулся на меня. Я заметила, как его глаза перефокусировались, а потом он увидел как из лифта высыпался спецназ, и теперь я знала, что с ним все будет в порядке. Я повернулась, чтобы снять еще нескольких зомби, но передо мной уже никого не было. Коридор был полон извивающихся кусков, но не осталось ничего, что могло бы бежать или схватить нас за ноги, кроме как рукой без пальцев. Это была чудовищная солянка, но теперь она не могла нас убить, уже нет.
Это Янси, из полицейского участка, сдвинул защиту с лица достаточно, чтобы сказать:
— Кажется, мы все пропустили. — Если бы я не видела как движутся его губы, то никогда бы не поняла, что он сказал.
— Вы ничего не пропустили, нам все еще предстоит сжечь ублюдков, — сказала я.
— Вы активируете разбрызгиватели или спалите больницу.
— Разбрызгиватели, да, — ответила я, — Спалим? Не-а.
— И как же? — спросил он довольно скептически.
Я улыбнулась ему с все еще покрытым кровью и ошметками зомби лицом. Янси не дрогнул:
— Сейчас покажем, — ответила я.
Он улыбнулся в ответ, осматривая гору по колено из извивающихся вокруг нас трупов:
— Жду с нетерпением.
Мне нравился Янси; конкретный чувак.
Обычные фосфорные, или даже зажигательные, гранаты разработаны так, что очень быстро разгораются, а потом так же быстро гаснут. Они наносят повреждения, от которых разбегаются вампиры, гули, даже ликантропы и люди, но не зомби. Они не пугаются, не паникуют и не сдаются когда вы увечите их, потому что не чувствуют боли. Ученые силились разобраться в нервных импульсах зомби, что помогали им двигаться, но при этом не передавали болевые сигналы. Выяснив это, можно было бы парализовать ходячих мертвецов. Но это до сих пор остается загадкой, потому что если вы отсекаете руку от тела, она должна просто валяться. Конечности не должны скакать по полу, как обезглавленные змеи, потому что нервная система людей работает иначе, а зомби в прошлом были людьми.
Посреди коридора горела куча частей тел, которые нам помогли собрать ребята из СВАТА. А горели они потому, что мы разбросали вокруг них европейские гранаты. Они не были рассчитаны на быстрый взрыв и сгорание, как американские. Эти были рассчитаны на то, чтобы взорваться и накрыть радиус поражения огнем. Огнем, который цепляется за все и продолжает гореть, пока вокруг есть «пища» для этого пламени.
И не представляйте оранжевое зарево, как в камине; это пламя — ослепительно-белое, такое яркое, что если долго смотреть, можно обжечь сетчатку и просто ослепнуть. Всех присутствующих мы предупредили, чтобы не смотрели. Жар был столь сильным, будто слизывал с нас кожу, но для сравнения у нас догорали останки в костре, так что мы стояли недостаточно близко, чтобы это было действительно так. И все равно мы отступили назад.
— Зомби всегда так ярко горят? — спросил Янси.
— Нет, это все фосфор, — ответила я.
Запах горящей плоти не всегда столь ужасен; иногда пахнет просто жареным мясом, но когда горят волосы, и некоторые внутренности, которые обычно вы вынимаете перед приготовлением большого шмата мяса, они издают… странный запах. Так что амбре не всегда тошнотворное, и при сжигании зомби обычно не так уж, чтобы совсем ужасно воняют, так что… Я попыталась припомнить, но толи у меня нос окончательно привык к запаху гниющих зомби, толи эти просто не из смердящих. Мои зомби не воняли, даже если и выглядели разложившимися. Один из старых аниматоров объяснил мне, что магия, вызывающая зомби из могилы, не дает им какое-то время гнить, а именно из-за гниения зомби с душком.
Я тронула Эдуарда за руку:
— Для тебя зомби пахнут разложением?
Эдуард вроде задумался над этим, а потом ответил: