Страдание - Страница 69

Вслух спросил только Трэверс:

— Котик?

Я закатила глаза и тут Натаниэль почуял дуновение ветра и целенаправленно направился к деревьям.

— Он взял след. — Натаниэль снова натянул поводок и мне пришлось перейти на трусцу, чтобы за ним поспевать. Он двигался быстро, но и я тоже. Он издал тихий, нетерпеливый звук и мы побежали.

Глава 24

Мы бежали меж темных, незнакомых деревьев и я пыталась не отставать от Натаниэля. В этой форме он был быстрее, словно две дополнительных ноги прибавляли ему лошадиных сил или вездеходных способностей. Мое человеческое тело старалось поспевать и лавировать между сосен. Их иголки были повсюду: на скудной почве, камнях и мир пах Рождественскими деревьями и острым, чистым запахом леопарда. Как и тату остается на коже под мехом, так и шампунь с мылом, которые он сегодня использовал, все еще примешивались к запаху леопарда. Я могла почувствовать запах кожаного поводка в моей теплой руке. Сосновые иглы застилали почти всю каменистую почву, так что, подныривая под ветви, я могла бежать в полную силу, беря на веру, что поверну вслед за ним, следуя за его телом, как за проводником через деревья и все будет в порядке. Одну руку я держала свободной, чтобы прикрывать лицо от, достаточно низко, чтобы мое человеческое тело их задевало, висевших ветвей.

Слева от себя я почувствовала Никки, но не человеческой своей частью: моя львица знала, что он там. Эта была первая нить, что привязала его ко мне как Невесту и как льва. Как Невеста, он чувствовал меня сильнее, чем я его, но львица во мне ощущала его лучше. Никки промелькнул бледной тенью под деревьями. Я попыталась почувствовать Арэса, но ничего не ощутила, не было никакой метафизической связи с его гиеной. Мне пришлось использовать свои человеческие глаза, чтобы разглядеть, как он бежит под деревьями справа. Я знала, что Никки мог меня почувствовать, но Арэс на мой счет был так же метафизически слеп, как и я на его, поэтому нам приходилось посматривать друг на друга. Может он мог учуять мой запах лучше чем я его, но даже и без этой сильной связи он был здесь, на нашей стороне, бегущий на длинных ногах через лес.

Я услышала окрики позади нас и поняла что это Эл с остальными полицейскими. До этого момента я о них и не вспоминала. Мир сузился до леопарда рядом со мной, неровной почвы, уколов хвойных ветвей в мою поднятую руку, Никки как спутника около нас, и издаваемых Арэсом шорохов.

Я замедлилась и Натаниэль натянул поводок. Я понимала насколько силен он мог быть и знала, что если он не захочет, чтобы я вела его на поводке, то просто собьет меня с ног и просто поволочет за собой.

— Натаниэль, медленнее. — Решительная команда, точно как меня учили много лет назад разговаривать с большими собаками, когда по языку тела можно сказать, что она собирается сделать что-то, о чем ты потом пожалеешь. Большущая кошка замедлилась и обернулась на меня, глядя через плечо. Было какое-то выражение на этом — на его — лице. Я не могла его прочитать, но хотела. Я еще немного опустила свои щиты и внезапно ночь ожила запахами, звуками и прикосновениями, которых раньше не было.

Запахи были повсюду, как толстое, невидимое подвижное покрывало, накрывающее меня такой… что-то маленькое и пушистое затаилось справа от нас. Оно было съедобное и пахло как мышь, но не она. Аромат хвои был так силен, что ему приходилось его фильтровать, как люди реагируют на постоянный гул машин — со временем привыкаешь. Но сейчас много чего обрело запах. Я могла сказать, что почувствовала аромат листвы, но тут был резкий зеленый запах, старый коричневый и не леопард добавлял эти цвета в мою голову, а я сама, потому что в моем человеческом мозгу не было слов, чтобы различить эту палитру запахов. Я добавила цвет, потому что без визуальных подсказок не могла понять все эти запахи. У людей недостаточно большая часть мозга, отвечающая за расшифровку запахов. Мы относимся к приматам, которые больше опираются на зрение, так что я пыталась перевести эту богатую, поразительную информацию в цвет: один запах был резкий, горячий, красный; другой мягкий, спокойный, голубой; острый был красно-коричневым; ель пахла синим и зеленым, сосна была как океан зелени, через который нам надо было проплыть, чтобы почувствовать что-то еще. Я знала про термин «глухой нос» применяемый для охотничьих собак, но понятия не имела, насколько ограничен мой мир для моих зверей. Как разочарованы они должны быть будучи заперты в этом человеческом теле с его ограниченными способностями почуять ветер.

Я всегда думала, что мои звери недовольны пребыванием в этом неопасном, без когтей и клыков, теле, неспособном карабкаться и бежать как они бы того хотели, но я стояла здесь посреди леса с леопардом Натаниэля и пыталась разделить с ним все, что он чувствовал, и мой человеческий мозг не мог это перевести. Я понимала лишь какие-то проблески, обрывки, фрагменты и это было потрясающе, но в тоже время понимала, что это как объяснять цвет слепому. Как можно описать красный, не сравнивая с жаром? Огонь, но он бывает как красный, так и оранжевый, даже голубой, а раскаленный добела жар неспроста называется так. Как описать красный тому, кто его никогда не видел? Как зверь мог объяснить запах моему почти глухому человеческому носу?

Когда леопард потерся своей большой головой о мою руку, только тогда я поняла что плачу. Я плакала, потому что не понимала и возможно впервые осознала, как много я упускала.

Никки обнял меня одной рукой, оставляя место леопарду прижиматься и тереться о мои ноги. Я не столько гладила его, сколько позволяла ему перекатывать свой густой бархатный мех под моей рукой. Мне было интересно, как много его леопард понимал о причине моих слез, но как любое домашнее животное, он знал, что мне грустно и этого было достаточно. Никки мог чувствовать мои эмоции и был вынужден попытаться улучшить мое самочувствие. Отчасти именно ради этого и существовала Невеста, хотя когда прислонилась к теплу его мускулистой груди под кожаной курткой, мне подумалось, что нам надо переименовать его в Жениха, наверное. Мы остановились на термине Невеста из-за Дракулы и его Невест. Он был самым известным вампиром с такой способностью, но это не значило, что язык не мог измениться. Я осознала, что использую термины и их значения, чтобы отстраниться от мира запахов и чуждых ощущений, что передавал мне леопард Натаниэля. Я думала о сленге и о развитии языка, потому что в этом животные ни черта не смыслили. Это помогло мне прийти в себя, вернуться в свое тело, в свой разум, к своим ограниченным органам чувств. Я думала о чуждых леопарду и льву во мне вещах, как и мир запахов был чужд мне, и это помогло вернуться на землю и сконцентрироваться на себе.