Я улыбнулась:
— Да, так и есть.
— Je t’aime, ma petite.
— И я тебя, Мастер.
— Обычно ты говоришь это с насмешкой и закатыванием глаз. Ты никогда, никогда не говоришь этого всерьез.
— Ты действительно хотел бы, чтобы я говорила это всерьез?
— Нет, — ответил он. — Я хочу равноправных партнеров, а не рабов или слуг. И понял, что именно поэтому и выбрал тебя и Ричарда. Я знал, что вы будете сопротивляться, желая остаться свободными, остаться собой.
— А известно ли тебе теперь, насколько тяжело нам далось это сопротивление?
Он рассмеялся, и этот смех дрожью прошелся по моему телу, заставляя меня закрыть глаза и затрепетать прямо за столом.
— Прекрати, — выдохнула я.
— Ты и вправду хочешь, чтобы я никогда больше так не делал?
Дыхание вернулось ко мне дрожащим вдохом.
— Нет, — ответила я. — Я позвоню Фредо и спрошу, кого он сможет выделить в охрану с подобающими навыками.
— Я доверяю тебе и нашему старшему из веркрыс проработать эти детали.
— Спасибо. Было время, когда ты стал бы настаивать отобрать их лично.
— То было время, когда тебя привлекали мужчины послабее, но теперь это не так.
— Припоминаю, в те времена меня привлекал именно ты, — подколола я.
— Ты сделала меня лучше, Анита Блейк, как и всех мужчин и женщин, что сейчас в твоей жизни.
— Даже не знаю, что на это сказать. Такое чувство, будто я должна извиниться.
— У некоторых лидеров это в натуре, выявлять в окружающих их лучшие качества.
— Эй, это не я во главе этого маленького метафизического автобуса, а ты, помнишь?
— Я политический лидер, но в чрезвычайных ситуациях большинство наших людей последуют твоим приказам, а не моим.
— Не правда, — возразила я.
— Во время битвы, последуют.
— О’кей, что касается насилия, то да, пожалуй, я в этом не так уж неплоха. Ты же намного лучше разбираешься в политике и всяких вечеринках.
— У тебя тоже случались успехи на политической сцене.
— И лишь немногие из Арлекина лучше, чем ты, с рапирой.
Вообще-то, я была даже немного поражена тем, насколько он оказался хорош со своим выбранным им оружием. Как оказалось, он был известным дуэлянтом в свое время, пока был человеком и молодым вампиром. Только работа с клинком, как он тогда объяснил, и позволила ему выжить; Мастера день за днем бросали ему вызовы, и он выбирал свое оружие, и убивал их. Я вообще не знала об этом, пока он не начал заниматься в новом спортзале, где мы с охранниками смогли это видеть.
— Ты льстишь моему эго, ma petite?
— Я серьезно.
Он засмеялся, и на этот раз это был просто смех.
— Мне это ни к чему. Я — король, а ты — моя королева и генерал по совместительству. Тот, кто стоит на передовой и так будет всегда. Ты знаешь сильные и слабые стороны наших охранников лучше меня, потому что вы тренируетесь и работаете вместе. Ты заставляешь меня чувствовать себя из-за этого довольно неловко, а некоторых старших вампиров это вынуждает больше времени посвящать тренировкам.
— Большинство вампиров не могут увеличить мышечную массу: тело с момента смерти остается неизменным.
— Но я могу, и мои вампиры тоже.
— Один из вампиров-мятежников сказал: это потому, что ты отобрал силу у них.
— Это помогает мне стать сильнее, oui, но я считаю, что это скорее из-за того, что моя связь с нашими оборотнями более интимная. Я принимаю их теплую силу более на равных, нежели как хозяин от раба, в отличие от большинства старых Мастеров.
— Верно, все они рассматривали оборотней, как домашних животных и собственность.
— Это — один из спорных моментов при общении с некоторыми из старших вампиров.
— Да, они могут просто не смириться с этим; верживотние стекаются к нам из-за более равных позиционных прав.
— Невозможно сделать всех счастливыми, так что, в конце концов, мы делаем счастливыми себя и все возможное для других. Я не хочу рабов в своем королевстве.
— Согласна, — сказала я.
— Я должен повесить трубку, чтобы подготовить для вас самолет, — сказал он.
— Да, конечно.
— Ты медлишь. Почему?
На минуту мне пришлось задуматься, а затем я дала ему честный ответ, который прежде даже под страхом смерти не произнесла бы вслух:
— Не знаю, будет ли у меня возможность снова поговорить с тобой, и я буду по тебе скучать.
— Это делает меня счастливее, чем я могу высказать, любовь моя. Ты очень удивила и порадовала меня.
— Я не так часто говорю это, как следовало бы, Жан-Клод — я люблю тебя. Люблю смотреть на твое лицо за столом напротив, когда мы едим, и наблюдать, как увлеченно ты следишь за игрой Синрика на футболе, и видеть, как ты читаешь перед сном Мэтью сказки, когда он остается у нас, и еще тысячи удивительных вещей, и все это — ты, за это и люблю тебя.
— Ты заставляешь меня прослезиться.
— Один мудрый друг сказал мне, что плакать — это нормально; иногда ты настолько счастлив, что счастье выплескивается у тебя из глаз.
— Джейсон, Натаниэль или Мика? — догадался он.
— Один из них, — ответила я, улыбаясь.
— И право мудрые друзья. Нам пора идти и выполнить свои задачи, ma petite. Je t’aime, au revoir, до тех пор, пока мы не встретимся вновь.
— Я тоже тебя люблю, и до скорого. — Я повесила трубку прежде, чем выдала еще что-то более глупое или романтичное. Но чуток смущения, несомненно, стоит того, чтобы услышать счастье в его голосе. Когда мы опускали свои метафизические щиты, то могли почувствовать каждый вздох и каждую эмоцию, и даже каждую мысль друг друга, но иногда хорошо было просто сказать и услышать эти слова. Не важно, какими странными мы могли быть, и какая магия могла быть замешана, всегда должны быть люди, которых ты любишь и которые говорят, что любят тебя. Раз мы были созданы по образу и подобию Божьему, то это все от Него, так что даже Богу нужен «молодчик», некий громкий глас в голове, который скажет: «Спасибо, отлично поработал над закатом и с утконосом ты просто супер придумал!». Может именно поэтому мы должны молиться, потому что без нас Богу было бы очень одиноко. Иногда я думаю, что мои друзья-виккане правы по поводу этих дел с Богом и Богиней. Если люди лучше работают в паре и любят друг друга, а мы созданы по образу и подобию Божьему, то логично предположить, что Богу нужна Богиня. Когда моя личная жизнь наладилась, я стала задаваться вопросом, одиноко ли Богу без его Богини? Может вокруг меня ошивается слишком много язычников?